Но и ретроспективные прозрения, особенно сквозь десятилетия – тоже штука неординарная, хотя и полезная.
Приведу один случай из моей жизни, весьма занятный для меня, пусть и не слишком «козырный»… Все лишние подробности я убрал, не рассказ, чай.
В помещении звучит музыка из репродуктора, так называемая академическая, в исполнении симфонического оркестра. Диктором объявлена, объявление прозвучало громко и только что. В комнате находятся десятка полтора человек, небольшая кучка музыкантов-профи - и остальные, полные профаны в этом деле. Я, разумеется, среди вторых. Обстановка непринужденная, мирная.
Вдруг в помещение заходит некто, для всех посторонний, и после нескольких секунд вслушивания, объявляет вердикт: «Ага. Десятая Бетховена». Обе группы дружно гогочут, и я тоже, поскольку своими ушами слышал совершенно другое название совсем другого композитора.
Но вот странность: чувак, вызвавший в дебюте знакомства всеобщий смех столь явным и мощным своим проколом, довольно быстро вливается именно в группу музыкантов, и они его принимают как своего!
Прошли годы, и я узнал, что Бетховен написал всего лишь девять симфоний, а от десятой имеются лишь наметки и наброски. И память моя о том случае слегка насторожилась… что-то там было не так… А потом, вдруг, я услышал и мне понравилась вещичка: «Венгерский танец» Брамса… Однако, потребовалось еще немало событий и прожитых лет, прежде чем я прозрел и постиг интригу того древнего случая…
Композитор Брамс находился в начале творческого пути под столь сильным влиянием композитора Бетховена, что его «Первая симфония» удостоилась шуточного прозвища: «Десятая Бетховена», и прозвище это пережило века. Но осталась общеизвестною лишь в фольклоре продвинутых любителей академической музыки, а не среди профанов, вроде меня.
Поэтому обе группы равно смеялись услышанному, ибо всем всё было абсолютно понятно… Хотя и несколько по-разному понятно.
А мне довелось испытать редчайшее гносеологическое удовольствие: постигнуть событие с обеих сторон.