Так начинается знаменитая книга
«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное»
Ранее, честно говоря, я несколько иначе представлял себе русский язык середины семнадцатого века, примерно так:
«исступив убо себе, не сый в мирском их нраве и прелести , себя же весть трезвящеся и измененна всякаго прелестнаго неверия, не токмо даже до смерти бедствующе истины ради, но и неведением скончевающеся всегда, разумом же живуще, и християне суть свидетельствуемы…»
Да, это тоже кусочек Аввакумовой книги, но это «цитата в цитате», выдержки из чужих религиозных трактатов, написанные по церковно-славянским канонам тех лет, сам же он речет иначе: ясно, образно, четко! Да, протопоп Аввакум был, что называется человеком упертым, очень упрямым в своих убеждениях, за которые, в конечном итоге и взошел на костер, но это не помешало ему наполнить литературную исповедь свою дыханием самой жизни, до краев наполнить. И всему там место нашлось: упрямству и мужеству, наблюдательности и поэзии, чувству юмора и осознанию слабости своей человеческой… И крутости.
Вот он пишет
о себе в третьем лице, как бы жалуясь, но ненавязчиво, не ропща, просто вспоминая:
«в то время Никон отступник веру казил и законы церковныя, и сего ради бог излиял фиал [8] гнева ярости своея на русскую землю; зело [9] мор велик был, неколи еще забыть, вси помним. Потом, минув годов с четырнадцеть, вдругорядь [10] солнцу затмение было; в Петров пост, в пяток, в час шестый, тьма бысть; солнце померче, луна подтекала от запада же, гнев божий являя, и протопопа Аввакума, беднова горемыку, в то время с прочими остригли в соборной церкви власти и на Угреше в темницу, проклинав, бросили.»
А вот он пишет об искушениях дъявольских, явленных ему через девицу-прихожанку, еще в бытность Аввакума попом деревенским, искушениях, которые он преодолел с категоричностью Муция Сцеволы:
«Егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и малакии (мастурбции – прим. О`С) всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час: зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен.»
Знался Аввакум, и довольно коротко знался, с самим царем, Алексеем Михайловичем, ссылки перемежались периодами благоволения монаршего, когда все вельможи царские наперебой засылали неистовому протопопу дорогие подарки, а потом опять темницы и побои…
«Посем привезли в Брацкой острог и в тюрьму кинули, соломки дали. И сидел до Филиппова поста в студеной башне; там зима в те поры живет, да бог грел и без платья! Что собачка, в соломке лежу: коли накормят, коли нет, Мышей много было, я их скуфьею бил, — и батожка не дадут дурачки! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много. Хотел на Пашкова кричать: «прости!» — да сила божия возбранила, — велено терпеть.»
Был он женат, и жена как могла, разделяла все ниспосланное ему людьми и судьбой, через все невзгоды и остроги следом шла, хотя могла бы и отшатнуться, законы позволяли… Но – нет: он выбрал свою судьбу, и она выбрала свою, рядом с ним, раз и навсегда.
«Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости!» А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришел, — на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем».
Прямо скажу: «Слово о Полку Игореве» я способен воспринимать только через переводы со старорусского, да и то лишь как памятник эпохи древних времен, в то время как «Житие…» - для меня это словно мостик, переброшенный между временами, вернее, один из мостиков, связывающих воедино российскую нашу историю в живое целое.