Я не компетентен лично оценивать, каким ученым был Андрей Дмитриевич Сахаров, поэтому спокойно верю, что – да, великим ученым, коль скоро это утверждают в разных странах его коллеги, также ученые с мировым именем. Но, вот, его достижения в правозащитной деятельности мне весьма не по душе, и сам он – тоже, ибо я довольно ярко помню первый съезд Советов, на котором Андрей Дмитриевич без спросу лез на трибуну, глубоко наплевав на регламент, на очереди к микрофону других ораторов, на возражения… С одной стороны понятно: вместо бесконечных славословий от имени доярок и областных партийных вожаков, куда полезнее обсудить конкретные меры по оздоровлению общества, социальному и нравственному, высказанные и выстраданные человеком умным и не случайным, а с другой стороны… Нет, нельзя так. Уж либо иди на баррикады или в подполье, и там высказывай неповиновение режиму, либо, если решил использовать действующие нормы и правила общения и взаимодействия, принимай их и для себя, а не только для простецов, которые там, внизу, в земле и навозе, тяглом обложены и соху волокут, бездумно послушные власть имущим. Но никогда не пытайся совместить собственное право с попранием голоса тех, кого ты решил облагодетельствовать даже ценою собственной жизни - пламенных революционеров мы и до этого видали, не меньше, чем крыс на помойках.
Поясню дополнительно: Сахаров хотел, чтобы все регионы, типа Костромской области, имели полный суверенитет, а потом уже объединились в Россию на добровольных началах. Я категорически не согласен с такими взглядами, не приемлю их напрочь, но не имею ничего против того, чтобы он или его последователи боролись за это в рамках принятого правового поля. Демократия - она не со всех сторон вкусна и благовонна, приходится терпеть. Андрей же Дмитриевич, как я припоминаю, признавал только собственную правоту, и госпожа Боннер, его верная соратница и единомышленница, - тоже.
И вот эта вот двойная мораль, как мне видится каждый день, тотально присуща нашим правозащитникам, что Сахарову, что Касьянову, что Каспарову с Лимоновым: им что угодно можно, ибо они защищают Свободу, Равенство, Братство и прочие общесоциальные радости. И привычно срезают оппонентов, когда им робко указывают на собственные недостатки: «... а вы лучше на ЭТИХ посмотрите: зажрались, заврались, заворовались, а некоторые даже спились!»
Да, зажрались и заворовались, не все, но в массовом порядке, спору нет… Но вот как раз ИМ – можно, у них клейма такие специальные стоят, на лбу, на груди, на ушах и на ладонях: ИМ МОЖНО, мораль позволяет. Но вам-то нельзя, господа радетели за свою правду и чужое счастье, иначе все внешние отличия между ними и вами сотрутся и останутся только ваши внутренние: мы, де, все равно хорошие молодцы, а они при любых раскладах плохие негодяи…
Почти все, ибо останется и одно объективное различие: они уже у кормушки, а вы пока так… грантами пробавляетесь…
Приведу один-единственный из сотен, однако, характерный пример.
В полном составе посадили почти всю верхушку российского ФОМС – кто-нибудь из правозащитников хоть пальцем шевельнул, протестуя и защищая? Или наше родное следствие только Ходорковского ошельмовало, а здесь безукоризненно вращалось в правовом поле? Никто не шевельнул, никто не протестовал, кроме адвокатов и родственников, хотя социальный резонанс был велик. Да потому молчали борцы за правду, что там нет софитов от мировой общественности, а также проплаты от ее Конгресса. Или, быть может, наши правозащитники заранее, внесудебным классовым чутьем отличают виноватых от праведников? Не-е-ет, я не защищаю ФОМС, просто привел пример избирательности борьбы за человеческие права: воюют там, где сытнее и ярче.
Но выверни корыто наизнанку – оно все равно останется корытом.
P.S. На одной из моих любимейших площадей Петербурга, на Университетской (временно - им. А.Д. Сахарова), стоит отвратительный памятник Андрею Дмитриевичу, работы скульптора Лазарева, он сам уродский и площадь уродует. Но я против возвращения прежнего названия и переноса памятника в другое место, и, по крайней мере, лет двадцать еще буду против: пусть постоит, пусть поназывается, в назидание современникам и потомкам, чтобы впредь неповадно было спешить, в поисках сиюминутного торжества над идеологическим противником.