Решил я навестить русское кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа, в городке недалеко от Парижа, много лет собирался, да все как-то не получалось. Прыгнул в электричку, потом пешком – и я на месте! Пришлось, правда, немного поблуждать по окрестностям, потому что сенженевьевцы в большинстве своем не знают о русском кладбище…
Нашел, побродил, постоял у Бунинской могилы… Кладбище очень тихое, красивое и вовсе не запущенное, как я ожидал… Возвращаюсь по главной аллее и уже неподалеку от выхода вижу двух неухоженных месье, раскладывающих на скамеечке какую-то снедь.
Прохожу мимо, а они здороваются со мною по-русски. Я отвечаю, и завязывается обычная в таких случаях беседа: «русский? русский из россии откуда из москвы? нет из Питера с праздником с каким? с прошедшим взаимно» Все это перемежается словами аборигенов о благодати и русском духе, а потом следует предложение: дескать, не мог ли бы я, в честь прошедшего праздника подарить им какие-нибудь банкноты?
И тут только пелена спадает с моих наивных глаз и неповоротливого мозга: снедь-то, что на скамеечке лежит – явно с могил собрана, а запить ее нечем. Шишгаль прикладбищенская!
Вероятно, мой отказ показался им жестковат (хотя я очень старался быть вежливым) и они, в мгновение ока, из благостных «нестеровских» странников превратились в двух лающих шакалов. Это были тупые, очень грязные ругательства в мой адрес, и я почему-то рассердился. Но – кладбище ведь, здесь наши предки покоятся, к памяти которых следует проявлять уважение, даже если не веришь в бога ( я не верю), поэтому я, набравшись христианского терпения, молча вышел из ворот и стал знаками подзывать местных «иноков», Ослябю и Пересвета, дабы начистить им рыло за пределами кладбища. Минут пять звал. К превеликому счастью моему, они не пошли и даже притихли. Я остался неотмщенным, зато…Зато пятно осталось таким, как оно есть, а могло бы стать больше и грязнее, и уже с моим участием.
Эти двое – наши, русские и участь их незавидна: от корней они оторвались, к новой родине так и не притерлись… И стали никто, ханыги при кладбище. Обидно только, что единственное грязное пятно от парижского путешествия связано именно с моими соплеменниками, бывшими соотечественниками.
Вот башня замка в Венсеннском лесу, откуда, во времена Фронды, сбежал, не без помощи Атоса, Арамиса и Гримо, герцог Бофор. По-моему, я даже видел воронку, метров шесть квадратных, следы падения Гримо (когда веревка оборвалась) в крепостной ров. Впрочем, не уверен.
