Я управился с осмотром экспозиции предельно быстро, за полчаса и очень недовольный увиденным направился к выходу, но не совсем уже уходить, а чтобы прочитать мнение искусствоведов, эту выставку устроивших: выход-то там же, где и вход, вот у самого входа и висели на стенде агитационные материалы.
Принялся я читать - и о чудо: разум мой, затуманенный нехорошими ругательствами и презрением у увиденному, стал проясняться! Оказывается, Дамиен Хёрст - не хрен с горы, а выдающийся деятель британского арта, открывший новые горизонты и раздвинувший до них и далее самое чувство прекрасного! Все эти невнятные, до момента прочтения, схемы и зарисовки коровьих туш с евангельскими подписями преобразились в моем сознании, да как преобразились! Ну, думаю, братцы! Вот оно, сокровеньице-то! Эх ма, а? Ой, да не зря я сюда попал, минуя каменных атлантов Эрмитажа, русского супервитязя верхом (Памятник Александру Третьему, работы Паоло Трубецкого)и парадную лестницу Мраморного дворца!
Стало быть, за тридцатник я не только приобщился к современному искусству, но и насладился им! А ведь это совсем немало, особенно в те дни, когда фондовый рынок нестабилен, а "семья" в окончательный прах повержена "питерскими чекистами"!
И все было бы чудесно, да на беду своему инстинкту прекрасного, стал читать я описание скульптуры: "от колыбели до могилы", да и сравнил его с собственным визуальным впечатлением. Мне бы улыбнуться и выйти в Питер, улыбаясь, а я вернулся и вновь стал эту скульптуру рассматривать. Это такой стеклянный куб, разделенный стеклянными же перегородками на три прозрачных короба разных форм и размеров. В одном имитация офиса, в другом имитация просто жилой комнаты кабинетного типа, а третья пуста, если не считать старческой клюки на полу. Ну и два короба - как бы натюрморты, составленные из вечерних газет на столе, игрушек на полу, факсов, недоеденных бутербродов, вставной челюсти в банке и т.п.
И рухнуло во мне все накопленное, впитанное при прочтении умных комментариев, и метнул я недобрый взор на кассира, да уж укрылась она за широкими милицейскими спинами...
Я и ушел, удрученный неблагодарностью собственного эстетического Я.
Видимо, планида у меня такая - доживать свой век не вполне культурным обывателем
